В госпитале

Весна сорок пятого застала нас в подмосковном городке Сер­пухове.

Наш эшелон, собранный из товарных теплушек, проплутав неделю по заснеженным пространствам России, наконец фев­ральской вьюжной ночью нашел пристанище в серпуховском тупике. В последний раз вдоль состава пробежал звон буферов, как будто в поезде везли стеклянную посуду. Эшелон замер, и стало слышно, как в дощатую стенку вагона сечет снежной крупой.

После сырых блиндажей, землисто-серого белья, слякотных дорог наступления — после всего этого госпитальная белизна и тишина показались нам чем-то неправдоподобным. Мы заново приучались есть из тарелок, удивлялись забытому вкусу белого хлеба, привыкали к простыням и райской мягкости панцирных кроватей. Несмотря на раны, первое время мы испытывали какую-то умиротворенную невесомость.

В наш госпиталь раненых больше не поступало: к сентябрю здание нужно было привести в порядок и вернуть школьникам. Это была самая томительная военная весна. Все мы: и медперсонал, и раненые -- со дня на день ожидали близкой победы.




   На родине

И вот опять родные места встретили меня сдержанным ше­потом ольшаника. Вот дом с потрескавшимися углами. По этим углам залезал я когда-то под крышу, неутомимый в своем стрем­лении к высоте, и смотрел на зубчатые леса, прятал в щелях нехитрые мальчишечьи богатства.

Из этих удивительных ворот уходил я когда-то в большой и грозный мир, наивно поклявшись никогда не возвращаться, но чем дальше уходил, тем яростней тянуло меня обратно.

Старый дом заколочен. Я ставлю поклажу на соседское крыль­цо и ступаю в солнечное поле, размышляя о прошлом. Смешное детство! Оно вписалось в мою жизнь далеким маревом, раскраси­ло будущее мечтательными мазками. В тот день, когда я уходил из дому, так же, как и сегодня, вызванивали полевые кузнечики, лениво парил надо мной ястреб. Только сердце было молодым и не верящим в обратную дорогу.

Тихая моя родина, ты все так же не даешь мне стареть и вра­чуешь душу зеленой тишиной! (145 слов)

По В. Белову